градусов в этом море? Сёма? Ты видишь градусник? Ты хочешь, чтобы у меня была инфлюэнца? Сёма, лезь сам.
— Я шире тебя, Ларочка, — Гельфонд похлопал себя по ляжкам, — деточка? Один дублик? Мы снимаем круче Феллини! Ты думаешь, Мазина стала бы просить его входить в воду? Лара! В историю кино войдут твои божественные бедра! Мы стоим с полотенцем! С коньяком!
— А, — Марченко махнула рукой и скинула купальный халат, — лед от берега хоть отгони! — И она пошла в воду.
— Камера, камера! Снимаем-снимаем! Марченко прошла десять метров, а потом вдруг резко ушла под воду.
Пришла дежурная врач «Госфильма», присела над Моной Ли, оттянула нижнее веко, пощупала пульс, послушала сердце:
— Ничего не понимаю. На эпилепсию не похоже, судорог нет, какая-то прекома, не могу понять. Вызывайте «Скорую», я могу только укол сделать. — Вдруг Мона Ли широко открыла глаза, выдохнула и сказала: — Все в порядке. Она жива.
— Кто жива, детка? — врач еще держала ее запястье.
— Лариса Борисовна, — сказала Мона Ли, — с ней все в порядке. Простите, Вольдемар Иосифович. — Псоу жестами разогнал всех:
— По местам, по местам! Снимаем, дубль какой? Где Марго? Собрались! Свет, камера, мотор — поехали. — Эпизод пересняли. — Завтра, семь утра — Зоопарк, всех обзвонить! Эдик! Договорился?
— С верблюдами? — сострил Эдик.
— И с верблюдами тоже, — Псоу не был расположен к шуткам. — Позвони на «Сочи-фильм», спроси, что там Марченко, с ней в Зоопарке три эпизода, мы пока подтянем здесь, и уже в мае у нас — ты помнишь, что?
— Еще бы, — Эдик прикрыл голову ладошкой, как бы защищаясь от солнца, — Бухара, — надо бы в июле, вообще-то, в Бухару-то. Сварились бы наверняка. Прям плов «Госфильм», фирменный.
— Эдик, ты понял, — Псоу уже летел по коридору, — обзвони Марченко и Филлера, ему Звездочета дадим. Без проб, без проб. Действуй.
В кабинете директора «Госфильма», Антона Ивановича Крохаля, сидели люди с неприятными лицами. Псоу надел самую верноподданническую улыбочку и плюхнулся в кресло.
— Вольдемар? — Антон Иванович «сердился». Вообще на студии директора звали только так — по названию старого фильма «Антон Иванович сердится», — Вольдемар! Я в гневе. Что у тебя в группе происходит? Зачем ты взял какую-то полоумную девицу?
— Она абсолютно нормальна! — засвистел фальцетом Вольдемар, — она абсолютно! Нормальна.
— А чего это она в обмороки валится? Несовершеннолетняя. Отчим. Все это как-то … — Антон Иванович потер пухлые пальчики, — и вот, РУКОВОДСТВО не одобряет. Я вас, товарищи, правильно понял? — Руководство, в галстуках и при портфелях, согласно кивнуло.
— Вот, — удовлетворенно заключил Антон Иванович, — давай-ка, заменим ее быстро, пока мало отсняли, зачем НАМ проблемы, а?
— Да вы поймите, — Псоу занервничал, — ведь тут такое дело… мы же многосерийный снимаем, это первый опыт такого детского кино! И дальше у нас с товарищами из братской Болгарии съемочки, и договорчики со студиями союзных республик! Это же стратегически! Это укрепление связей!
— Ну, и крепи ты связи! — Антон Иванович налился багрянцем по щекам, — мы ж тебе не фильм закрываем, правильно, товарищи? — Товарищи покивали — теперь уже поочередно. — Мы тебя просим — пока просим! Замени ты эту Мону Лизу к едрене фене, простите, за крепкое выражение, момент требует… вон — девчонок — только в Вечёрке объявление дадим, не отобьешься!
— Она красива и талантлива, — Псоу говорил на полтона ниже, — она очень киногенична!
— В девять-то лет? — Крохаль хмыкнул, — не смеши меня. До 18 они все талантливы, да, вот. А потом! — он поднял глаза к потолку, на котором дергался неоновый свет в лампе, — а потом… суп с котом, какие стервы…
— Давайте материл просмотрим, а? — схватился за соломинку Псоу, — сами скажете.
— Ну? — Антон Иванович повернулся к сидевшему у стола руководству, — как? — Руководство пожало плечами, и Крохаль кивнул одобрительно.
Тут дверь раскрылась и секретарша Крохаля, в съехавших от ужаса очках, закричала
— Антоша! Марченко утонула!
— ЧТО? Ты что? Что? — Антон Иванович вскочил, потом опустился в кресло, обмяк. Секретарша привычным жестом залезла в нагрудный карман его пиджака, вытащила нитроглицерин, положила таблетку под язык, распустила узел галстука, тихо закричала:
— Окно! Окно откройте! Зовите Галю из медпункта, домой не звонить, Эдик — беги, с зеленого на столе звони на «Сочи-фильм», телефон записан карандашом. Так, товарищи, выходим, освобождаем кабинет, у нас сердечный приступ! — Вся студия знала, что Марченко была любовницей Антона Ивановича до первой жены его и после второй, и даже при третьей, нынешней. Антон Иванович Ларочку Марченко обожал, выбивал фильмам с ее участием первые прокатные категории, сделал ей квартиру и вообще — принимал в ней столь живое участие, что его деятельная любовь ставилась всеми женами и любовницами в пример мужьям и любовникам.
Эдик вертел диск, вызывая Гагры по коду, наконец, на том конце трубки ответили.
— Гагры? Москва, Госфильм вас беспокоит, — Эдик почти орал в трубку, — что там с Ларочкой? С Ларисой Борисовной? Жива? Да скажите толком, что вы там жуете все время? Шашлык, что ли? Что ты там жрешь, Марченко, Мар-чен-ко, говорю тебе по слогам — жива? Дай Петрова! Ну, дай Гельфонда! Дай любого, кто по-русски может, — Эдик вытер лицо платком, — я ничего не понимаю.
— Сейчас Мишу найдут, — сказала трубка.
— Миша? Эдик. Что? В больнице? Серьезное? Утонула? А-а-а, я понял. Средней тяжести? Помощь нужна? Уже вылетел? А что Антону-Ивановичу-Сердится сказать? Ничего? Все в порядке? Давай, давай, перезвоню. Что вы все столпились? — Эдик прикрикнул на группу руководства, замершую в приемной Крохаля, — жива, жива. Положение серьезное, но жива.
Двумя часами раньше Лариса, надев телесного цвета купальник, дававший полную иллюзию обнаженного тела, пробовала воду ногой. — Б-р-р! Холодно же, Миш, давай хоть трессы надену?
— Лара! — Миша наслаждался видом стекленеющего моря. — Ларочка? Давай уже ватные штаны наденем? Это несерьезно, снимаем со спины, а потом — Володя с катера возьмет крупный план, когда ты поплывешь.
— Ну, и я вполне могу в трессах — то зайти! Снимайте, как буду заходить, по пояс, и оттолкнусь! Тебе будет хуже, если я у Псоу сорву съемки!
— А, черт с тобой, — махнул рукой Гельфонд, — Девочки! костюмеры! Трессы нейтральные дайте? Телесные есть? Давай, все, начали. — Трессы и спасли Ларочкину жизнь. Конечно, никто из съемочной группы не удосужился проверить дно, по которому она пройдет, а на дне, на небольшой глубине, лежал, почти вросший в песок, винт от небольшого катера, и Марченко, оттолкнувшись, рассекла себе ногу, да так, что потеряла сознание от болевого шока и начала тонуть. Второй помощник режиссера, Резо Гогоберидзе, моментально схватив ситуацию, бросился в воду, и заплыл со стороны моря, нырнул, ухватил тонущую Ларочку, и вытащил на берег. Кровотечение было такой силы, что мужчины бледнели и падали в обморок. Но уже спешили спасатели
